Непостижимый Корейша, или сумасшедший дом, куда Москва ездила советоваться

«Как же это так наобум решиться! Солидные-то люди, которые себе добра-то желают, за всякой малостью ездят к Ивану Яковличу, в сумасшедший дом, спрашиваться; а мы такое важное дело да без совета сделаем!» (Н.Островский. «Женитьба Бальзаминова»)

Советчик, о котором идет речь у Островского — Иван Яковлевич Корейша, известный Московский юродивый. О нем писали и Толстой, и Достоевский – и все в ироническом ключе. У Лескова он выведен в рассказе «Маленькая ошибка»: о том, как мать двух взрослых дочерей подала Корейше записку с просьбой, чтобы бездетная дочь забеременела, да вышла несостыковочка: забеременела не та, о которой она просила, а младшая, незамужняя. Значит, и глубоко православный человек Лесков к Ивану Яковлевичу мистического пиетета не питал ни малейшего…

Серьезнее всех из современников-литераторов к Корейше относился, видимо, Гоголь. В феврале 1852 года Николай Васильевич приезжал к нему в Преображенскую психиатрическую клинику (там Иван Яковлевич прожил без малого 50 лет), сам находясь в состоянии, далеком от нормального. Что гений хотел спросить у юродивого – неизвестно. Они ведь так и не встретились. Гоголь подъехал на извозчике к больнице, подошёл к воротам, но стушевался и повернул назад. Просто постоял под окнами в глубоком снегу, да и уехал. И через несколько дней умер.

экскурсии по Москве
Макет здания Преображенской больницы, каким оно было во времена Корейши. Экспонат музея 3-й психиатрической больницы им. В.А.Гиляровского. Фото Ю.Звездкина

Впрочем, под окнами Корейши вечно кто-нибудь стоял. У Преображенской больницы собирались толпы жаждущих знать свое будущее. Главным образом это были женщины, в том числе и весьма знатные. Они постоянно толпились у ворот, дожидаясь своей очереди. Пускали «на Корейшу» по билетам, которые стоили 20 копеек, причем в хороший день к прорицателю успевало пройти человек шестьдесят. В среднем в год больница собирала таким образом более 1000 рублей. Тогдашний главный врач Саблер писал по этому поводу: «Мы очень бедны, если бы не Иван Яковлевич, не знаю, как бы мы сводили концы с концами». А так удалось даже купить пациентам первой и единственной на тот момент в Москве психиатрической клиники (кстати, если кому интересно, историю о ее создании можно почитать здесь) музыкальные инструменты и бильярд.

Так кто же такой был этот Корейша, откуда взялся и чем, собственно, болел? В музее Преображенской больницы хранится его медицинская карта с диагнозом: «Деменция. Причины болезни – неистовые занятия религиозными книгами. Болезнь совершенно неизлечима». Его и не лечили, просто кормили и более ничем не беспокоили. Такого лечить — только портить. О том, что творилось в голове у Ивана Яковлевича, можно судить по сохранившимся его записочкам, которые он посылал почитателям. К примеру, Фёдор Буслаев — не последний и не самый глупый в России человек, лингвист, академик написал ему письмо: «Батюшка, Иван Яковлевич, благословите Феодора и не оставьте его в Ваших святых молитвах. Скажите, будет ли он благополучен. Скоро ли женится». Иван Яковлевич собственноручно начертал ответ: «1845 рока мца декемрея ХIV дня ко Господу молитесь да в адских полех совершенно изцелитесь. А женится не скороу. А животу пудет здоровоу». Академик всё понял и премного Корейшу благодарил. Кстати, свои эти записочки Иван Яковлевич подписывал без имени, просто: «Студент холодных вод».

История болезни. Музей Преображенской больницы. Фото Ю.Звездкина

Проживал этот немыслимый человек в отдельной палате – довольно просторной, хотя простор этот им не использовался. С самого начала он провел по полу черту, разделившую помещение на две половины. В одной Корейша жил, а вторая постоянно оставалась пустой. Он и сам туда не заходил, и никого другого не пускал – ни персонал больницы, ни посетителей. Порядки в палате царили строгие и странные, и никто не смел нарушить установленные Иваном Яковлевичем правила. Подробное описание происходившего там оставил Иван Прыжов, автор книги «26 московских пророков, юродивых, дур и дураков и другие труды по русской истории и этнографии»: «Войдемте в его палату. Стены уставлены множеством икон, … на полу пред образами стоит большой высеребренный подсвечник… Налево низко молится странник с растрепанными волосами и в Корейшапорыжелом от солнца кафтане. Направо, в углу, еще ниже молится баба. Прямо на диване сидит молоденькая девушка, а на полу возле него известная купчиха З-ая. … Направо в углу, на полу лежит Иван Яковлевич, закрытый до половины одеялом. Он может ходить, но несколько лет уж предпочитает лежать. На всех других больных надето белье из полотна, а у Ивана Яковлевича и рубашка, и одеяло, и наволочка из темноватого ситца. И этот темный цвет белья, и обычай Ивана Яковлевича совершать на постели все отправления, как-то обеды и ужины, (он все ест руками — будь это щи, или каша) и о себя обтираться, все это делает из его постели какую-то темногрязную массу, к которой трудно и подойти. Лежит он на спине, сложив на груди жилистые руки. Ему около 80 лет. Лоб высокий, голова лысая, лицо какое-то придавленное и так неприятно, что у меня не достало духу его рассмотреть…

Иван Яковлевич по великим постам велит приносить себе постные и скоромные кушанья (и ему приносят!), мешает их вместе, и сам ест и других кормит. И ханжи, которые дома не обходятся без постного сахару, едят у Ивана Яковлевича скоромные щи, веруя, что это богоугодное дело. Вообще же мешанье кушаньев имеет в глазах Ивана Яковлевича какое-то мистическое значение. Принесут ему кочанной капусты с луком и вареного гороху; оторвет он капустный лист, обмакнет его в сок и положит его к себе на плешь, и сок течет с его головы; остальную же капусту смешает с горячим горохом, ест и других кормит: скверно кушанье, а все едят. За обедом и ужином не запрещена Ивану Яковлевичу водочка. …

Из других способов, которыми передается врачующая сила Ивана Яковлевича, замечательны следующие: девушек, он сажает к себе на колени и вертит их; пожилых женщин он обливает и обмазывает разными мерзостями, заворачивает им платье, дерется и ругается, без сомнения, придавая тому и другому символическое значение. … Приехала к нему известная некогда красавица, купчиха Ш — а, и спрашивает его о чем-то, а он сказал, подняв ей подол: все растрясла, поди прочь!»

Как Корейша появился в Москве

В Москве его другим и не знали. А вот в Смоленске г-на Корейшу ещё помнили одним из самых образованных людей, во всяком случае в области латыни и древнегреческого… Родился он в 80-х годах XVIII века в семье священника. Причем не простого, а перешедшего в духовное сословие из дворян (не такое уж и частое явление). Иван Яковлевич и сам учился в Смоленской духовной семинарии. Но, окончив её, по неизвестной причине отказался принимать сан и несколько лет работал учителем. Закончилась его преподавательская карьера довольно странно: в один прекрасный майский день 1806 года посреди урока Иван Яковлевич вдруг закрыл книгу и вышел из класса. Он пересёк двор, вышел за ворота и, не заходя домой и ничего никому не объясняя, как был, без каких либо вещей отправился на богомолье по святым местам. Побывал на Соловках, в Киевской Лавре, в обители Нила Сорского в Тверской губернии. В Смоленске объявился года через четыре…

Смоленская семинария, где учился Корейша

Там бывший учитель Корейша поселился в старой заброшенной бане, завел огород, кормился от собственных трудов. И пророчествовал. К нему довольно быстро потянулись люди. В баньку к Ивану Яковлевичу они вползали на четвереньках – таково было его условие. Возможно, это делалось для того, чтобы ограничить поток желающих нарушить его уединение. Но если так — не слишком-то это помогало, и в конце концов Корейша ушёл жить в лес. Его, впрочем, разыскали и там…

Когда в 1812 году в Смоленск пришли французы, Иван Яковлевич укрывал у себя в лесу отставших при отступлении русских солдатиков. Позже, когда через Смоленск отступали уже французы, он присоединился к ним. Зачем – непонятно, просто шёл некоторое время на Запад с Наполеоновской армией. Вроде бы, перевязывал раненых. Впрочем, вскоре был задержан казачьим разъездом и водворен обратно в Смоленск.

И Достоевский туда же

За что Корейшу всё-таки поместили в психиатрическую больницу – точно неизвестно. Есть две версии. По одной он что-то такое напровидел про 150 000 рублей, выделенных из казны на восстановление Смоленска, но осевших в карманах губернатора и его окружения. По другой – неосторожно дал совет одной барышне. Она собралась замуж, но незадолго до свадьбы отправилась к Корейше чтобы спросить: будет ли счастлива в замужестве? В ответ Иван Яковлевич стал стучать кулаком по столу и кричать: «Разбойники! воры! бей! бей!». Невеста решила, что это её жених – разбойник, и от свадьбы решительно отказалась. Но жених был непрост, имел большие связи и упросил смоленского губернатора избавить общество от безумного возмутителя спокойствия. Невесту вернуть это ему не помогло – она вообще не пошла замуж, а постриглась в монахини, со временем сделалась игуменьей и долгие годы вела почтительную переписку с Иваном Яковлевичем.

экскурсии по Москве
Главврач Преображенской больницы Саблер. Это он лечил, вернее не лечил Корейшу

Возможно, как это часто и бывает с разными, но не противоречащими друг другу версиями, имело место и то, и другое одновременно (возможно также, что «разбойник и вор» жених имел отношение к тем самым 150 тысячам). Как бы то ни было, Ивана Яковлевича схватили и повлекли в больницу, где освидетельствовавшие его врачи определили – и с медицинской точки совершенно справедливо – вышеупомянутую деменцию. После чего, за неимением в Смоленске собственной психиатрической клиники, отправили беднягу в Москву, в Преображенскую больницу. Но земля слухами полнится. О сверхъестественных способностях Корейши в Москве прознали быстро. Можно сказать, его слава шла впереди него. Уже на третий день к Ивану Яковлевичу явился смотритель больницы, пожелавший спросить, выздоровеет ли его дочь. Но даже вопроса задать не успел, как юродивый забормотал: «Ох, больно, жалко! Ох, корь, корь – три дня помечется, повысыпит – на третий день здоровье». Вскоре к больной приехал врач и поставил диагноз: корь. Девочка выздоровела.

С тех пор к Ивану Яковлевичу и потянулись со всей Москвы. Его бесконечно спрашивали о женихах и болезнях, о засухах и морозах… За год до начала Крымской войны Корейша стал вдруг предлагать своим посетительницам щипать корпию (мелкая ветошь из старой, расползающейся льняной ткани. Использовалась как перевязочный материал). Что это значит – те поняли, когда началась война, и женщинам пришлось идти в сестры милосердия…

Благодарить его за все эти чудеса предлагалось дарами: калачами, яблоками и нюхательным табаком. Ничем этим Корейша сам не пользовался, а раздавал другим посетителям: считалось, что «дары», побывав в его руках, освящаются и с их помощью потом происходят всякие чудеса. Одна барыня рассказывала, что однажды у нее так загноилась рана на пальце, что медики настаивали на ампутации. Но вместо этого она вспомнила, что в ее комоде лежит сверток табаку, полученный ею когда-то от Ивана Яковлевича. Она посыпала палец табаком, и всё как рукой сняло.

Но табак-то ещё ладно… В качестве целебного средства использовался и песок, которым санитары посыпали кровать больного — ведь Иван Прыжов не преувеличивал, когда писал, что Корейша совершает на этой кровати ВСЕ отправления. Песок этот почитатели Ивана Яковлевича разбирали и хранили, как драгоценность. А уж после смерти чудотворца служители больницы стали продавать этот песок по таким ценам, что сравнение с драгоценностью теряет всякий метафорический смысл. Причем поговаривали, что, когда запасы настоящего «песка из-под Ивана Яковлевича» исчерпались, бизнес вовсе не был остановлен – просто «целебный» песок стали изготавливать доступными средствами, по тому же рецепту. И ничего, работало! Многие от такого чудо-песка выздоравливали…

Вере в Ивана Яковлевича были подвержены люди и весьма высокого положения. Из воспоминаний князя Алексея Долгорукого: «Вот один случай, который убедил меня в его прозерцании. Я любил одну А.А.А., которая, следуя в то время общей московской доверенности к Ивану Яковлевичу, отправилась к нему. … Возвратившись оттуда, между прочим, рассказала мне, что она целовала руки, которые он давал, и пила грязную воду, которую он мешал пальцами; я крепко рассердился и объявил ей формально, что если ещё раз поцелует она его руку или напьется этой гадости, то я до неё дотрагиваться не буду. Между тем спустя недели три она отправилась вторично к нему, и когда он, по обыкновению, собравшимся у него дамам стал по очереди давать целовать свою руку и поить помянутою водою, дойдя до неё, отскочил, прокричав три раза: «Алексей не велел!»; узнав это, я решился к нему поехать и понаблюсти за ним; первая встреча моя была с ним: как только я взошел, он отвернулся к стене и начал громко про себя говорить: «Алексей на горе стоит, Алексей по тропинке идет узенькой, узенькой; холодно, холодно, холодно, у Алексея не будет ни раба, ни рабыни, ноги распухнут; Алексей, помогай бедным, бедным, бедным. Да, когда будет Алексей Божий человек, да… когда с гор вода потечет, тогда на Алексее будет крест». Эта история совершила в князе Долгоруком великий духовный переворот…

О об одной княгине, обращавшейся к Ивану Яковлевичу, рассказывает и Прыжов: «Княгиня В-ая умирала и лекаря отказались её лечить. Вот она велела везти себя к Ивану Яковлевичу; вошла к нему, поддерживаемая двумя лакеями, и спрашивает о своем здоровье. В это время у Ивана Яковлевича были в руках два большие яблока. Ничего не говоря, он ударил княгиню этими яблоками по животу, с ней сделалось дурно и она упала; еле-еле довезли её домой и, чудо! на другой день она была здорова!»

экскурсии по Москве
Преображенская психиатрическая больница, ныне 3-я психиатрическая им. В.А.Гиляровского, ул.Матросская тишина, 20. Именно сюда ездили к Ивану Яковлевичу. Фото Ю.Звездкина

Драться яблоками – это для Ивана Яковлевича была вполне обычная практика. Однажды к нему пришла барыня с приживалкой, у которой в это время болела голова. Дело было в первые годы пребывания Корейши в больнице, тогда он ещё вставал. И в описываемый момент как раз прогуливался по больничному саду. Увидев приближающихся к нему женщин, Иван Яковлевич бросился наперерез, повалил на землю приживалку, уселся на неё верхом и стал что есть мочи колотить её по голове очередным яблоком. Страху несчастная, конечно, натерпелась, но голова у неё прошла. Кстати, барыней была родная бабушка Прыжова, она же и рассказала ему о Иване Яковлевиче. В результате на свет и появилось исследование «26 московских пророков, юродивых, дур и дураков и другие труды по русской истории и этнографии» — бесценное свидетельство, из которого мы в основном и знаем подробности об Иване Яковлевиче. Прыжов в своей книге несколько желчен и излагает историю с позиций нарочитого рационализма. Впрочем, доведенный до абсолюта рационализм самого Прыжова в итоге привел в «Народную расправу» — в кружок тех самых Нечаевцев, которые у Достоевского описаны в «Бесах». Там, впрочем, описан и Корейша под видом юродивого Семена Яковлевича – и в самом ироническом ключе, не хуже, чем у нечаевца Прыжова (в защиту Прыжова, впрочем, надо сказать, что он не одобрил идеи убийства студента Иванова и пытался этому помешать, за что Нечаев в него даже стрелял). Литературный клубок вокруг столь далекого от литературы человека, как пациент Преображенской психиатрической больницы Иван Яковлевич Корейша, завязался, конечно, тугой…

Иван Яковлевич КорейшаВ глубокой старости Ивана Яковлевича чуть было не забрали из Преображенской больницы – вдруг объявилась его племянница, стала звать в Смоленск, «на чистый, прохладный воздух». Иван Яковлевич сначала даже согласился, написал прошение начальству, чтобы его отпустили. Но, получив положительный ответ, тут же передумал и решительно заявил, что никуда из больницы не пойдёт, «а в ад тем более». Вскоре он мирно почил, причем накануне последнего своего дня на земле впервые лег спать ногами к образам — так, как положено одним только покойникам.

Пять дней, пока гроб с телом стоял в церкви, поклонники Ивана Яковлевича без устали трудились, обкладывая его ватой и тут же разбирая эту сделавшуюся волшебной вату себе впрок, на случай какой-нибудь будущей надобности. Наконец, Корейшу похоронили — недалеко от Преображенской больницы, на Черкизовском кладбище, причём по распоряжению митрополита Филарета – рядом с церковью. И хотя прошло уже 150 с лишним лет, к нему на могилу по-прежнему ходят страждущие. Говорят, помогает. В чем и как – вот только об этом меня не спрашивайте, пожалуйста.

Ирина Стрельникова #совсемдругойгород экскурсии по Москве

Персонаж эпохи, когда без совета Ивана Яковлевича в Москве не женились (кадр из фильма «Женитьба Бальзаминова»)

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *