Совсем Другой Город

Осень 1908 года. Муж и жена Блоки сидят вдвоем в своей любимой комнате — он за столом, поближе к деревянной резной папироснице. Она — сжавшись комочком в кресле. Александр Александрович пьян и болен — дурная болезнь разрушает его организм и его нервы. Любовь Дмитриевна беременна (результат романа на стороне). Окно комнаты заклеено цветной восковой бумагой, изображающей коленопреклоненного рыцаря и даму. Дневной свет, проникающий сквозь стекла, бросает на супругов пестрый отблеск, как витраж. Рыцарь и Прекрасная Дама — вот злая ирония…

Набоков никогда не приходил читать лекции один: его постоянно сопровождала жена Вера. Седая, но с точеной фигуркой и алебастровой кожей, она вела его, заметно сдавшего, под локоть до самой кафедры, потом подавала ему стопочку книг. Усаживала его и сама садилась рядом. Владимир Владимирович при студентах называл Веру «мой ассистент». Например, «мой ассистент сейчас напишет на доске цитату». Сам он на доске не писал никогда. Поговаривали, что у него аллергия на мел. Или что он давно ослеп и жена водит его как поводырь. Ходили и вовсе нелепые слухи, что ревнивая Вера боится его отпустить даже на минуту и на случай попытки бегства имеет при себе в дамской сумочке револьвер.

Чтобы снизить недовольство, Елизавете пришлось согласиться на урезание королевских финансов. С тех пор, отдыхая в Балморале, она сама гасит за собой свет в комнатах и не включает отопление даже в холодные ночи. Но все это — мелочи по сравнению с тем, что монархию удалось сохранить. Теперь королева Елизавета установила абсолютный рекорд: 6 февраля 2017 года исполнилось 65 лет, как она на британском троне.

В 1926 году к известному психиатру пришел изнуренный до дистрофии пациент, судя по манерам — «из бывших», с жалобой на беспричинную тоску и апатию, из-за которых он совсем не может есть и спать. Осмотрев его, врач прописал … читать юмористические рассказы: «Лучше всего, батенька, возьмите томик Зощенко. Может быть, вам покажется простовато, этак по-пролетарски. Но смешно! Этот Зощенко – большой весельчак». «Доктор, — грустно вздохнул ипохондрик. — Я и есть Зощенко».

Мыслимое ли дело, чтобы фабрикант давал деньги на революцию да еще сам завозил на собственную фабрику прокламации! Великий оригинал Савва именно так и поступал. Еще и усмехался: «Может, хоть господа-революционеры поставят Россию на европейские рельсы!». Впрочем, он расплатился за свою оригинальность весьма дорогой ценой: собственной жизнью и жизнью двоюродного внука…