художники

В Риме Петрова-Водкина похитили бандиты. «Очнулся я где-то под землёй, с кляпом во рту. У капища сидели три человека, если не черти, то, конечно, разбойники. Бумажника в кармане не было. «Ни с места, смерть», — прошипели они». Выяснилось, что Кузьма понадобился лихим итальянским парням, чтобы подделывать полотна великих мастеров. Например, пропавшую «Леду» Леонардо Да Винчи. Он рисует — они сбывают, выручка пополам. Впрочем, когда Петров-Водкин отказался, бандиты продемонстрировали сговорчивый и мирный нрав, предложив компромиссный вариант: он для них рисует портрет некой синьоры, но никому об этом не рассказывает и сам даже не пытается узнать что-то о ней.

Сам Луначарский выдал ему мандат: «Товарищ художник Марк Шагал назначается Уполномоченным по делам искусств Витебской губернии. Всем революционным властям предлагается оказывать тов. Шагалу полное содействие». Шагал даже издавал декреты! Вот один из них, от 16 октября 1918 года: «Всем лицам и учреждениям, имеющим мольберты, предлагается передать таковые во временное распоряжение Художественной комиссии по украшению г. Витебска к первой годовщине Октябрьской революции». Это был небывалый, уникальный праздник, совсем не похожий на те, которые когда-либо где-либо устраивала советская власть: дома покрашены белым, а по белому разбегаются зелёные круги, оранжевые квадраты, синие прямоугольники (дело рук Малевича, которого Шагал пригласил из Москвы). Горожане в широкополых шляпах, с бантами в петлицах несут плакаты: «Да здравствует революция слов и звуков!» Какие-то дамы вышли на парад на ходулях. А над официальными учреждениями развевается знамя с изображением человека на зелёной лошади и надписью: «Шагал — Витебску».

Кроме идеи самопомощи новая жена Репина была увлечена ещё и вегетарианством, и меню на репинских обедах было соответствующим: картофель в разных видах, рисовые котлеты, огурцы, капуста, консервированные фрукты. Зато подавалось много вина, до которого Наталья Борисовна была большой охотницей. Курить обыкновенным манером в столовой запрещалось, но в печку была встроена граммофонная труба, куда можно было выпускать табачный дым. За обедом больше всех говорила хозяйка. К примеру, рассказывала, что намедни выпустила поваренную книгу для голодающих — с рецептами блюд из сена и подорожника с прибавлением грецких орехов, миндаля и ванили. «Надо же, чтобы великий Репин, такой чуткий на всякую фальшь, участвовал в этом спектакле?!» — судачили гости по дороге назад.

Однажды, гуляя с Дорой по пляжу, Пабло нашёл выгоревший на солнце череп быка. Приложил к лицу и замычал. «Ты сейчас — настоящий минотавр! Я даже боюсь тебя», — поразилась Дора. Вот тогда-то образ и запал художнику в душу. Быкоголовое чудовище, дикое, безжалостное, похищающего женщин затем, чтобы, пресытившись, убить. Маски минотавра были разбросаны у него по всему дому. На картинах Пикассо этот образ теперь появлялся постоянно. Так художник ощущал теперь самого себя…

В литературных гостиных острили: «Лет триста назад в Европе для потехи королей выводили искусственных карликов. Заделают ребенка в фарфоровый бочонок, и через несколько лет он превращается в толстого низенького уродца. Если такому карлику придать голову Зевса да сделать женские губки бантиком, получится Волошин». Но сам Макс внешностью своей гордился: «Семь пудов мужской красоты!» — и приукрашал её, как мог. К примеру, по улицам Парижа расхаживал в бархатных штанах до колен, накидке с капюшоном и плюшевом цилиндре — на него вечно оборачивались прохожие.
Круглый и легкий, как резиновый шар, он «перекатывался» по всему миру: водил верблюжьи караваны по пустыне, клал кирпичи на строительстве антропософского храма в Швейцарии. Словом, Волошин был самым чудаковатым русским начала ХХ века. В этом мнении сходились все, за исключением тех, кто знал его мать. Потому что самой чудаковатой была всё-таки она…

Фаберже велел сворачивать производство только в июле 1918-го, когда до Петрограда дошла весть об убийстве императора Николая Александровича и всей его семьи. А в ноябре того же года мистер Дерик, секретарь английского посольства, передал ему великодушное предложение королевы Великобритании (давней клиентки фирмы): под видом дипкурьера выехать с супругой за границу. Прославленный ювелир не стал долго раздумывать: «Я только зайду домой. Дайте нам с женой 10 минут, чтобы надеть пальто и шляпы!». Англичанин понимающе усмехнулся: ходили слухи, что у Карла в загашнике имеется кое-что миллионов этак на 45…

Время идет, представление о роскоши меняется, а картины Айвазовского, как и полторы сотни лет назад, прекрасно вписываются в любой интерьер и стоят дороже, чем любая другая русская живопись. Цена на них рассчитывается особым образом как на отрезы ткани, по длинному краю. Стоимость одного сантиметра «Айваза» (выражаясь языком коллекционеров) год от года колеблется между 2 и 7 тысячами долларов. А ведь среди 6 тысяч его полотен есть и весьма габаритные!

Первым наброски «Демона сидящего» увидел отец, и написал родным: «На первый взгляд Мишин Демон показался мне злою, чувственною, пожилой бабой». Михаил и сам видел: с каждым днем черты злого духа на его картине обретали все большее сходство с Эмилией Львовной Праховой. «Она, опять она, как же мне избавиться от этой женщины?», — мучился и тосковал Врубель…

Из лавки Нико ушел, не заперев дверь. «Вся дневная выручка пропала! — жаловался соседям его компаньон. — Спрашиваю его: дорогой, что случилось? Знаете, что он ответил? Что ему противно торговать! Где это слыхано, чтобы торговать было противно?» Пожалуй, на своем месте Николай чувствовал себя только в духане. Здесь все было устроено гармонично и правильно, здесь не было места человеческой несправедливости и не нужно было делать над собой никаких усилий. Тамада ведет застолье по точно установленному порядку, разговор содержательный, пение стройное. Здесь Пиросманашвили становился красноречивым, добрым и значительным человеком среди таких же красноречивых, добрых и значительных людей. Кончилось тем, что Николай забрал свои кисти с красками и совсем исчез из лавки. С тех пор он стал зваться Нико Пиросмани. Это был то ли 1900, то ли 1901 год – по крайней мере, за 8 лет до приезда в Грузию актрисы Маргариты, из любви к которой, по легенде, Николай продал свою лавку, чтобы купить целое море цветов.