писатели

В литературных гостиных острили: «Лет триста назад в Европе для потехи королей выводили искусственных карликов. Заделают ребенка в фарфоровый бочонок, и через несколько лет он превращается в толстого низенького уродца. Если такому карлику придать голову Зевса да сделать женские губки бантиком, получится Волошин». Но сам Макс внешностью своей гордился: «Семь пудов мужской красоты!» — и приукрашал её, как мог. К примеру, по улицам Парижа расхаживал в бархатных штанах до колен, накидке с капюшоном и плюшевом цилиндре — на него вечно оборачивались прохожие.

Михаил заставлял жену ездить за морфием в город. «Кого же лечит доктор Булгаков? — ухмылялись ей в лицо аптекари. — Пусть напишет фамилию больного». Если ей не удавалось добыть наркотик, или раствор был меньшей концентрации, муж приходил в ярость. Браунинг Тася у него давно украла, но все равно было страшно: Булгаков швырял в нее то шприцем, то горящей керосиновой лампой.

Битва на Сомме — первая и последняя, в какой довелось поучаствовать Толкиену — вошла в историю Англии как самая бездарная и кровопролитная. Под немецкими пулемётами англичане и их союзники потеряли более 600 тысяч убитыми. Двое суток Рональд бессменно командовал своей ротой. Потом — небольшая передышка, и снова в бой. Двое бывших членов ЧКБО погибли в этой бойне. Толкиену повезло — он подхватил окопную лихорадку.

Тургенев гостил у Толстого в Ясной Поляне. У него спросили: помнят ли еще во Франции старую добрую кадриль, или там теперь один только канкан? Иван Сергеевич ответил: «Старый добрый канкан ничуть не хуже кадрили. Это вовсе не то, что нынче танцуют в кафешантанах! Старый канкан приличный и грациозный!» Заложил пальцы за проймы жилета и давай показывать, то приседая, то выбрасывая ноги вперед. Толстой смотрел на него угрюмо. И вечером в дневнике записал: «Тургенев cancan. Грустно».

Куда там сыскной полиции! Гиляровский всегда знал гораздо больше. Как-то ночью ограбили Успенский собор Кремля. Ранним утром одновременно с полицией к месту прибыл вездесущий репортер и заявил: ведите сыскную собаку, вор еще в храме. И точно, богохульника удалось взять. Или еще случай — громилы похитили из фирмы Бордевиль несгораемый шкаф. Полиция тщетно металась в поисках каких-либо зацепок, а в «Русских ведомостях» уже появилась заметка, что шкаф надо искать в Егорьевском уезде, но он, увы, уже пуст.

Однажды Чехов задумал сочинить толстенный роман под названием «О любви». Долгие месяцы Антон Павлович писал, потом что-то вычеркивал, сокращал. В итоге от романа осталась единственная фраза: «Он и она полюбили друг друга, женились и были несчастливы»… Так ли вышло с ним самим: с Чеховым и его женой, актрисой Ольгой Книппер?

Первое, что весной 1917 года фельдфебель Белгорайского пехотного полка Василий Иванович Чапаев услышал о молодой революционной республике, зародившейся в Петрограде — это что она приняла декрет, разрешающий разводы. «Хорошее дело — революция», — одобрил Чапаев и, выхлопотав отпуск, отправился домой к жене, разводиться…

Однажды в театре молодой Грибоедов (дело было еще до «Горя от ума») с отвращением наблюдал, как какой-то плешивый старичок генерал, сидевший перед ним в креслах, бурно аплодирует смазливой актрисе. Не удержался да и щелкнул старика по лысине. Разразился скандал, нарушителя повели в околоток. «Ненавижу лысых», — спокойно пояснил Александр. И, взглянув на курносого полицмейстера, добавил: «Курносых — тоже». Характер у него был скверный…

Из-за прав на литературную собственность в семье теперь постоянно вспыхивали ссоры. То же самое было, когда Толстой отдал гонорар за роман «Воскресенье» близкой ему по взглядам секте духоборов. «А детям и внукам Толстого что, черный хлеб есть?» ­ бушевала Софья. Тем временем у детей и внуков было состояние на полмиллиона рублей и права на 11 томов главных произведений Толстого. Соответствующий документ он подписывал тайно, в лесу — в доме слишком велика была опасность, что войдет Софья. Когда в семье узнали об этом завещании, сын Андрей на зло отцу пострелял в Ясной поляне всех собак.

Осень 1908 года. Блоки сидят вдвоем — он за столом, поближе к деревянной резной папироснице. Она — сжавшись комочком в кресле. Александр Александрович пьян и болен — сифилис разрушает его организм и его нервы. Любовь Дмитриевна беременна, и не от мужа. Окно комнаты заклеено цветной восковой бумагой, изображающей коленопреклоненного рыцаря и даму. Дневной свет, проникающий сквозь стекла, бросает на супругов пестрый отблеск, как витраж. Рыцарь и Прекрасная Дама — вот злая ирония…

По утрам и вечерам Крылов сидел или лежал у себя дома на диване в изношенном халате. Над диваном висела картина в тяжелой раме и с каждым годом все больше кренилась набок. «Гвозди непрочны, картина ваша упадет и убьет вас», — предостерегали Крылова. «Нет-с, — отвечал он. — Если даже упадет, угол рамы опишет вот такую вот косвенную линию и минует таким образом мою голову». Ему не лень было сделать математический расчет, зато он ленился следить за хозяйством.