А кстати

Этот текст — необычен и даже нетипичен для нашего сайта. Я писала его давно, при жизни Соломина, для журнала «7 Дней». И чтобы его написать — три дня провела в доме Виталия Мефодьевича. Ведь его не так легко было разговорить… Ну вот и захотелось сегодня этот старый текст реанимировать. Тоже, в общем-то, наша история, хотя и недавняя…

После того, как США обрели независимость, нужен был какой-то национальный праздник. Джордж Вашингтон предложил в этом качестве именно День благодарения. Ведь большинство граждан США были тогда потомками тех самых сбившихся с пути пуритан. На День Благодарения полагается собираться в гостях у старшего члена семьи и есть фаршированную индейку с клюквенным сиропом и сладкий тыквенный пирог. То есть примерно то, чем угощали индейцев отцы-пилигримы. Каждый член семьи произносит речь: благодарит за всё хорошее, что случилось с ним в этом году. Ну хорошо, а при чём же здесь тогда чёрная пятница? В 50-х годах американские журналисты привели статистику отгулов по состоянию здоровья, взятых в пятницу после Дня Благодарения. И предположили, что дело тут не в болезнях — а в том, что глупо выходить на работу один день перед выходными, если вместо этого можно пробежаться по магазинам, как раз открывающим рождественские распродажи. Во всяком случае полицейские Филадельфии зафиксировали рекордное количество пробок именно в этот день — и вряд ли за рулём сидели больные. Именно им, полицейским, принадлежит выражение «Black Friday» — и именно в смысле пробок… Ну а маркетологи уже просто подключились… Это мы вам всё рассказали к тому, что «Совсем Другой Город» подхватывает весёлую традицию и сам устраивает чёрную пятницу — однодневную распродажу экскурсий. А то что же у нас всё теория и теория. -))

Если честно, на торжественную часть я опоздала. Пока раздевалась в гардеробе Российской государственной детской библиотеки, слышала, что говорят какие-то речи, потом — поют… Наверх, в холл, где, собственно, организована сама выставка, я поднялась, когда звучали слова: «На этом торжественную часть закрываем». В этот момент я как раз оказалась в районе микрофона и намеревалась проскользнуть мимо. Но кто-то сказал: «А, нет, не закрываем торжественную часть, вот же Стрельникова! Она же хотела речь сказать». И микрофон тут же оказался у меня в руках. О том, что я хотела сказать речь, я была решительно не в курсе. Но не отказываться же, ей Богу! Тем более, что для Андрея Черкасова у любого из собравшихся нашлись бы тёплые слова, вот и у меня нашлись. Я упирала на то, что после публикации интервью Андрея на сайте «Совсем Другой Город» читатели постоянно интересовались: «А где это чудо можно увидеть в живую?» И очень грустно было отвечать: «В Москве — нигде. Только в музее в Плёсе». Но в последние месяцы ситуация изменилась: сначала небольшая экспозиция в Музее Москвы, теперь вот выставка в Российской государственной детской библиотеке…

«Совсем Другой Город», проводя экскурсии по московскому метро, провел небольшой опрос среди москвичей на тему: зачем на платформе станции метро «Площадь революции» трут нос собаке, ведь это же явно наносит ущерб скульптуре? И какой, собственно, собакой стоит по их мнению пожертвовать ради всеобщей сбычи мечт? На какой она платформе? На той, с которой идут поезда в сторону «Курской», или на другой, в сторону «Библиотеки имени Ленина»? Мнения разделились примерно пополам. Причем, если мы спрашивали: «А, может быть, эта собака — со стороны центрального нефа?», — многие, подумав, соглашались, что пожалуй — так. Ну и, наконец, последний вопрос: «А если со стороны центрального нефа, то справа или слева?», — окончательно ставил опрашиваемых в тупик. При том, что о пользе ритуала «потереть нос собаке на «Площади революции», знают, похоже, (судя по кошмарному состоянию носов) поголовно все пассажиры московского метро, тот очевидный факт, что собак (и, соответственно, носов) – четыре, часто просто не замечается. А между тем, это именно так. Каждая скульптурная композиция повторена скульптором Манизером четыре раза: по две на пилон, расположены по диагонали, и также по диагонали — на противоположном пилоне. Так что из центрального нефа всякую скульптуру видно с четырех разных ракурсов.

Про себя доктор Гааз говорил так: «Да, я есть немец, но прежде всего я есть христианин». Однажды к нему зашел знакомый, и обнаружил, что Федор Петрович ходит по квартире быстрым шагом. На нем кандалы. Оказалось, он «наматывал» 30 километров по квартире, чтобы испытать на себе свое изобретение — облегченные кандалы. Они спасли много жизней. За 25 лет доктор Гааз лично встретился с 25-ю тысячами заключенных. Он сделал много добра и умер в 1853 году. На его похороны пришло 20 тысяч человек, большая часть православных. Митрополит Филарет приказал отпеть его по православному чину.

Однажды весною 2012-го, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина… Ну хорошо, не два гражданина, а один. По профессии декоратор Мосфильма. Он шел по Малой Бронной и по необъяснимой причине вдруг поднял глаза на обнесенный лесами фасад дома №22/15 постройки 1913 года. На трехгранном эркере проступали очертания старых букв. К счастью, декоратор был знаком с кем-то из Архнадзора…

От этих фотографий остается ощущение ретро. Но ничего подобного, они сняты в нулевых годах XXI века. Просто ипподром – это такое место, где мало что меняется из века в век. Особый мир! Ну а люди на фото на тамошнем жаргоне называются «тотошники» — это те, кто делают ставки на бегах. И они тоже неизменны.

На бумажке — пояснение, из чего сделано и зачем это добро выставлено на всеобщее обозрение. Мол, это «ФортоШная выставка» в мастерской скульптора Андрея Митенева… Чего непонятного? Ну кроме того, при чем тут форточки. Вот в очередной раз убеждаюсь: верить творческим людям нельзя!

В 1806 году Потешный дворец в Кремле стали перестраивать, приспосабливая под новые нужды. Науки археологии еще толком не существовало, представления о ценности всего древнего тоже. Средневековые ворота пропали бы, если б не старообрядцы. Вот уж кто ценил старину! Не из археологических или искусствоведческих соображений, конечно. Просто история для них делилась на «до» и «после». Все, что до реформы Никона – хорошо и правильно, это следует сохранять и беречь. Все, что после – отвергать. А Львиные ворота Милославским были построены хоть и незадолго, но до…

Сегодня работники ресторана порадовали: входную дверь у заведения запланировали поменять. Старая – холодная очень. Все же знают, что в Москве 6 месяцев холодно, а в оставшиеся 6 – очень холодно! И утепляться – это актуально! Вроде ничего особенного, просто занятная дверка, единственное огорчает, что дверке лет 100, а может и больше.

Наружную благовидность нарушал Лев Толстой, являясь пообедать в крестьянской одежде и с посохом. В ресторацию его бы не пустили. Приходилось Льву Николаевичу ради хорошей кухни ходить пешком от своего дома на Большом Хамовническом переулке (то есть от современной улицы Льва Толстого, примерно от метро «Парк культуры») до «Яра» (между метро «Белорусская» и «Динамо»).

Еще к разговору о вкусах (в Москве такого много). Вот это — особняк Арсения Морозова на Воздвиженке — хорошо все-таки или плохо? Кстати, это ведь про него в толстовском «Воскресенье»: «И как они все уверены, и те, которые работают, так же как и те, которые заставляют их работать, что это так и должно быть, что, в то время как дома их брюхатые бабы работают непосильную работу и дети их в скуфеечках перед скорой голодной смертью старчески улыбаются, суча ножками, им должно строить этот глупый ненужный дворец какому-то глупому и ненужному человеку, одному из тех самых, которые разоряют и грабят их», — думал Нехлюдов, глядя на этот дом»…

Елена Манизер – автор барельефов павильона метро «Динамо», что минутах в 20 ходьбы от 1-й улицы 8-го марта. На стене наземного павильона – марш физкультурников. Им, может, и тесновато (спортсмены выглядят немножко как очередь на эскалатор в час пик), но во всяком случае, они могут стоять в полный рост. А вот барельефы работы той же Елены Манизер в круглых розетках на стенах центрального нефа подземного павильона точно так же, как у мужа, страшно стеснены со всех сторон. Из-за этого позы спортсменов неестественны.

«Многоэтажный магазин Мюр и Мерилиз на Театральной площади. Этажи! Сверканья! Бредовая множественность вещей! Невиданный взмах лестниц! Блеск стекла и посуды! Картины! Чучела медведей! Украшения! Игрушки! И вот мы стоим перед тем, что давно обсуждают в Москве, и рассказ о чем — сказочен: лифт. Комнатка, светлая, как сам свет, легко, воздушно скользит вверх и вниз, увозя и привозя дам, господинов, детей, проваливаясь в пролеты этажей с бесстрашием колдовства»…

Механические башенные часы на башне Киевского вокзала на самом деле выглядят вот так. Это механизм размером примерно 1.5 х 1 х 2 м, заключенный в красный дощатый домик, который скрывается внутри башни. У часов есть начальник (на одной из фотографий его немного видно за механизмом) – часовщик по имени Михаил. Каждые два дня он заводит часы, поднимая гирю – ту самую, что на фото. А раз в сутки Михаил подведомственные ему часы подводит примерно на минуту: просто подкручивает колесико. Причем говорит: в какую сторону подводить – раз на раз не приходится. То отстанут часы на минуту, то на минуту вперед уйдут… (интересно, почему? Направление ветра, что ли, на стрелки действует, и через них на механизм?). А точное время, с которым можно свериться, часовщик узнает просто – набирает с мобильного телефона 100, и все.