Кареты с фонарями, или как вызвали «скорую помощь» в начале XX века
История «скорой помощи» в Москве достойна отдельной экскурсии, и начинать ее следовало бы отнюдь не от Шереметевской больницы, ныне НИИ скорой помощи имени Н.В.Склифосовского. Надо сказать, до конца 90-х годов XIX века ничего подобного ни в Москве, ни в России не существовало. Жертв болезней и травм городовой увозил на извозчике в полицейский участок, и там каждый раз долго думали, что с ними делать: то ли искать родственников, то ли везти в больницу для бедных. Во всем остальном мире дело обстояло примерно так же — вплоть до декабря 1881 года, когда в Вене, в театре комической оперы, случился пожар и погибли 479 человек. Обожженные люди, выпрыгивавшие из окон и ломавшие ноги, умирали прямо на снегу, потому что некому было развезти их по больницам. На следующий день в Вене была учреждена Станция скорой медицинской помощи. Новшество быстро распространилось по Европе, но только через 17 лет докатилось до Москвы.
И вот в 1898 году при Сущевском и Сретенском полицейских участках на пожертвования благотворителей были открыты две первые Станции скорой помощи — для оказания медицинской помощи на месте происшествия и при необходимости — доставки в больницу. Каждая из них располагала одной каретой, запряженной парой коней. Вместо современной мигалки — зажженные даже днем фонари. В остальном все примерно так же, как и сейчас: бригада (врач, фельдшер и санитар), носилки, укладка (профессиональный чемоданчик) с медикаментами.
Кареты выезжали только к тем, кто пострадал на улице, — забирать больных из домов строжайше запрещалось. А поскольку «скорая помощь» (в отличие от врача, которого приглашали на дом) была бесплатной, то, случалось, больных специально выносили на улицу. Вызвать «скорую» мог не всякий, кому в голову взбредет, а только официальное лицо — городовой, дворник или ночной сторож. Впрочем, с вызовом вообще было много проблем — телефонных аппаратов на всю Москву насчитывалось от силы десятка четыре. Зато все владельцы телефонизированных квартир по специальному распоряжению городских властей должны были предоставлять свои аппараты для звонка на Станцию скорой помощи в любое время дня и ночи.
Особым приказом обер-полицмейстер установил и очередность, в которой следовало принимать вызовы. В первую очередь надлежало забирать пьяных, находящихся в бесчувствии. Остальных же пациентов, с переломами, ушибами, ранами, упавших с высоты, просто внезапно заболевших, по мнению обер-полицмейстера, в случае занятости кареты «скорой помощи» можно было по старинке доставить в больницу и на извозчике. Первый «скоропомощной» автомобиль появился в Москве в 1914 году, но ненадолго — его вместе с 15 каретами мобилизовали на фронт Первой мировой, перевозить раненых, а Станции скорой помощи закрылись аж до 1919 года. И только при советской власти нашлось место для новой станции — на территории той самой Шереметевской больницы на Большой Сухаревской площади.
Эту больницу в самом начале XIX века основал граф Николай Петрович Шереметев по просьбе жены Прасковьи, в девичестве Ковалевой-Жемчуговой. Сначала предполагалось, что здание будет скромным, но тут графиня умерла, и безутешный граф решил превратить строящийся Странноприимный дом в грандиозный памятник усопшей. Он поменял архитектора, пригласив самого Джакомо Кваренги, не пожалел на строительство двух с половиной миллионов рублей, еще полмиллиона отписал на содержание больницы. Современники, пораженные размахом и щедростью, прибавили к фамилии графа прозвание Милосердов. При больнице был и храм, а в одном из ангелов на фреске, украшающей купол, угадывается облик графини Прасковьи.
После революции в Шереметевской больнице отвели под единственную на всю Москву Станцию скорой помощи три крошечные комнатки. Автопарк был тот же, что и в 1914 году: пятнадцать карет плюс один автомобиль. Гараж для него нашли на Миусской площади. Каждый раз, получив вызов, врачу приходилось сначала дозваниваться на Миусскую, потом ждать, пока машина доедет до Большой Сухаревской, и потом только отправляться к больному. И все равно выходило существенно быстрее, чем на запряженной конями карете.
К 1923 году у «Скорой» было уже две бригады и два автомобиля, а гараж для них оборудовали прямо во дворе Шереметевской больницы (вскоре к ним прибавилась еще пара мотоциклов — для выезда на дом к внезапно заболевшим, что стало прообразом нынешней «неотложки»). Да и телефонных аппаратов на Станции стало целых пять. Они непрестанно трещали, взывая о помощи: «зарезали в драке», «попал под лошадь», «ребенок упал со 2-го этажа». Телефонистки, случалось, не справлялись и падали в обморок. Амбарные книги, куда записывались вызовы, переполнялись за неделю. Словом, Станция скорой помощи набрала солидности и даже стала навязывать приютившей ее Шереметевской больнице собственный стиль. Ведь госпитализировать больных «скоропомощники» предпочитали именно туда, чтоб не нужно было далеко возвращаться на Станцию. Так Шереметевская больница естественным путем превратилась в специализированную, экстренную. Дело кончилось тем, что ее преобразовали в Научно-исследовательский институт скорой помощи — имени, как мы знаем, Склифосовского. Со временем «Склиф» стал самым знаменитым медицинским учреждением в стране. Обновив заодно и основательно угасшую к этому времени славу замечательного русского врача — Николая Васильевича Склифосовского, очень много сделавшего для русской медицины вообще и для московской в частности — разве что не имевшего прямого отношения ни к «Скорой помощи», ни к Шереметевской больнице. Впрочем, о нем будет отдельный рассказ.
Ирина Стрельникова #совсемдругойгород экскурсии по Москве
