Где лечил зубы Булгаков?
Однажды весною 2012-го, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина… Ну хорошо, не два гражданина, а один. По профессии декоратор Мосфильма. Он шел по Малой Бронной и по необъяснимой причине вдруг поднял глаза на обнесенный лесами фасад дома №22/15 постройки 1913-го года (то есть почти за сто лет до этого). Тогда, в 2012-м, по всей Москве ремонтировали фасады. Вот и здесь рабочие размыли старую штукатурку и собрались накладывать новую. На трехгранном эркере проступали очертания старых букв. К счастью, декоратор был знаком с кем-то из Архнадзора (это такое общественное движение волонтеров, борющихся за сохранение исторических памятников, ландшафтов и видов старой Москвы). При том, что с гражданином декоратором мы на этом прощаемся (его участие в этой истории полностью исчерпано, и дальше действовать будут совсем другие люди), от этого звонка берет начало история трудовой коммуны «Вспомнить все», занимающейся восстановлением архитектурных деталей, в частности – рисованных вывесок на фасадах московских домов. «Совсем Другой Город» попросил рассказать об их движении координатора «трудкоммуны» — Наталью Тарнавскую…
— Нам повезло, что буквы на том фасаде заметил человек с художественным образованием. Другой мог бы и не понять, что надписи таким шрифтом немногим меньше 100 лет. Ну после того, как тот позвонил, на Малую Бронную прибежал Александр Можаев (известный в Москве краевед, реставратор, популяризатор истории Москвы, градозащитник и сотрудник музея архитектуры имени Щусева – прим.СДГ). И сразу начал действовать. Стандартные градозащитные механизмы, предусматривающие долгий обмен документами, в данном случае не годились. Это даже не снос, который все-таки занимает какое-то время. Закрасить вывеску – дело считанных минут, и все, ее не будет. Поэтому мы просто попросили рабочих ничего там не делать, оставить нам хотя бы один этот эркер. При том, что они у нас на глазах замазали другой такой же эркер на том же доме №22/15 – с надписью «Зубной врач», которую мы тоже в итоге восстановили, торжественное открытие состоялось на днях, 13 октября. Что же касается вывески «Аптека» — нам очень повезло, что дом не является объектом культурного наследия, а значит, не потребовалось долгих согласований. И второе везение – что в этом доме живет Елена Ткач, муниципальный депутат, градозащитница и вообще известная барышня. Она быстро нам там все согласовала с управляющей компанией.
— Кстати, а как происходят согласования? Вы же не можете просто взять и, ни у кого ни о чем не спрашивая, обнести дом лесами…
— Есть два варианта. Если здание не является объектом культурного наследия, тогда нам нужно только согласие собственника здания: это может быть ТСЖ или Управляющая компания, или частный собственник, если это не многоквартирный дом. Мы к ним приходим и спрашиваем: «Хотите?» — «Хотим» – «Пишите бумажку». После этого идем в управу и просто уведомляем, что мы с такого-то числа по такое-то установим леса и будем заниматься за свой счет работами на фасаде. Все! Больше никаких согласований в этом случае не требуется. Ну а если мы имеем дело с объектом культурного наследия, то еще необходимо разрешение от Департамента культурного наследия. А для проведения реставрационных работ по объекту, обладающему охранным статусом, нужна бешено дорогая работа по проекту. Нужна экспертиза, химический анализ состава, сложнейшие расчеты. То есть реставрация такого объекта может быть только научной. А на такое у нас никаких денег не хватит. Но мы выкручиваемся: оформляем все как исследование. Дело в том, что мы ведь и правда не проводим того, что по современным нормативам считается реставрацией. Мы не воссоздаем (допустим, по фотографии) утраченные дополнительные элементы, мы только вскрываем красочный слой, смотрим, из чего он сделан, и чуть-чуть его подновляем. И все! Так что нам пока удавалось свою деятельность оформить как исследовательские работы, на которые тоже, конечно, нужно получать разрешение от Департамента. Просто это гораздо проще и дешевле, чем разрешение на реставрацию…
— Давайте поговорим про деньги. Где вы их находите? Краудфандинг?
— Краудфандинг. Но мы не размещаем проекты на известных краудфандинговых платформах, которые берут с собранной суммы комиссию. Нам кажется, это не очень справедливо – мы ведь занимаемся благотворительностью. Так что собираем деньги в соцсетях. В некоторых случаях подключаем ноу-хау под названием «баночка с прорезью для денег». Это когда у нас вывеска над чем-то до сих пор действующим – вот как над булочной, которая по-прежнему существует на том же месте. И вот в этой булочной стоял бокс, в котором довольно много денег набралось. Люди читали объявление при входе, говорили: «Как прикольно», заходили в булочную и клали деньги.
— Реставрация вывесок – дорогое удовольствие?
— Тысяч 250 нужно. Хотя первую – «Аптеку» мы восстановили дешевле, за 150 тысяч. Но тогда цены были совсем другие. Начав собирать деньги в июне, мы тогда к концу лета уже все сделали. Причем когда расчищали надпись «Аптека», реставраторы обнаружили по бокам от нее, на двух других гранях эркера, еще по надписи: рекламу представительства студенческих кооперативов. На левой: «Централ. бюро студенТческих кооперативов», а на правой – то же самое, но уже без буквы «Т» в слове «студенческих».
— Видимо, они заметили ошибку, но на первой надписи исправить было слишком трудно. Это ведь что-то среднее между сграффито и граффити. Трудоемкий процесс…
— Да, красочную вывеску на фасаде делать долго. Нужно ставить леса, художник должен долго там сидеть, ковыряться… Поэтому красочных вывесок в Москве мало. В некоторых европейских странах они распространены. А у нас куда большее распространение получили навесные вывески: это экономнее, дешевле и удобнее. Ты заказал вывеску из жести или стекла в мастерской, один раз заплатил художнику, повесил, а когда надо — снял. Так что те красочные вывески, которые в Москве есть, такая редкость, что ни одной нельзя пренебрегать…
— И восстановлением занимаетесь именно вы – ваша трудовая коммуна. А больше, получается, некому.
— Ну да. Как только кто-то что-то увидит — сразу нам звонят или пишут. Мы уже не можем от этого отвертеться. Это теперь наша карма. (Смеется). После «Аптеки» вторая вывеска была на Покровке – там сняли старую вывеску булочной, и под ней обнаружились буквы… Оказалось, булочная на этом месте уже много десятилетий. В этом случае мы сделали сложную, не всем понятную реставрацию: три надписи поверх друг друга разными шрифтами. Первый слой: «Булочная кондитерская», второй — просто «Булочная» и третий – надпись, дублирующая вторую. Знаю, достаточно неоднозначно выглядит. Это называется раскрытием — сейчас такой вид восстановления котируется в мировой реставрации выше всего: когда мы просто открываем то, что видим, и не пытаемся это адаптировать под современные нужды.
— Как вообще можно найти надпись, полностью закрытую штукатуркой?
— Закрытую штукатуркой — никак. Техники, которая позволяла бы просвечивать штукатурку на стене, не существует. Это вам не картина, которую можно просветить – в полной темноте, со специальным оборудованием, и сказать, что, условно говоря, под краской Шагала есть краска Рембранта. А мы можем что-то обнаружить только случайно. И даже старые фотографии, на которых видна красочная вывеска, не помогут — потому что методы обработки фасадов разные, и если вывеску просто закрасили – она сохранилась. А если ее зачистили (например, болгаркой), а потом зашпаклевали – то ее там нет. И восстанавливать нечего.
— А реконструкцию вы не делаете? Можно ведь утраченное заново воссоздать…
— Иногда к нам приходят и говорят: «Вот, мы видели жестяную вывеску на старой фотографии — сделайте такую же». Мы отвечаем: «Ну, замечательно, сами и сделайте. Это не то, чем занимаемся мы». Правда, один раз мы все-таки восстанавливали по обнаруженным следам фрагмент предреволюционной вывески — речь идет о кренделе справа от вывески булочной. Но это — исключение.
— Вы говорите «мы». Это кто?
— Инициативная группа, волонтеры. Можаев и я и занимаемся организационным процессом. У нас есть люди, которые принимают чуть большее участие, чем все остальные – например, Станислав Чижиковский, он работает в музее архитектуры в мастерских и очень много умеет делать руками. Так что, когда нужно где-то что-то отколупать — он включается активно. Ну и еще есть пара человек-активистов и несколько десятков людей, участвующих в той или иной степени.
— Сколько вывесок вы восстановили на данный момент?
— Четыре. Причем третья и четвертая – конторы инженера Фалькевича в Кривоколенном и «Зубной врач» на Малой Бронной относятся к тому, что по науке называется Ghost Sign – вывеска-призрак, словно случайно забытая реклама давно несуществующего объекта. У нас было бы больше реализованных проектов, но не всегда удается договориться с собственником. Вот, например, собственник кузнецовского Дома фарфора на Мясницкой пока не соглашается – хотя мы точно знаем, что там есть старая вывеска и, казалось, сам Бог велел им ее открыть. Но вместо этого они, наоборот, закрасили проступавшие буквы. Может быть, со временем поменяются менеджеры, и мы с ними когда-нибудь о чем-нибудь договоримся.
— Наталья, а что для вас вообще значит вывеска как элемент городской среды?
— Вывеска – это самая говорящая, самая простая и понятная деталь. Реставрируя саму архитектуру, мы, конечно, тоже сохраняем живую историю – но не всем очевидную. Чтобы понимать, о чем говорит вот конкретно такая колонна, из такого конкретно материала, надо в принципе что-то знать про колонны, какие они бывают и из чего в какой исторический момент делались. А тут простая и понятная, ощутимая и соразмерная человеку история города: вот, здесь работал зубной врач, в 1922 году врачи принимали на дому, за это получали деньги… Понимаете, зубной врач на Патриарших! То есть мимо этой вывески точно ходил Михаил Булгаков, когда писал «Мастера и Маргариту»…
— И даже не исключено, что у этого врача он когда-то лечил больной зуб! Наталья, а вы пытаетесь узнать, что за человеческая судьба скрывается за каждой такой вывеской?
— Да, конечно, мы каждый раз это стараемся выяснить. Среди нас самая въедливая – москвовед Татьяна Воронцова, обычно она что-то раскапывает в архивах.
— Хорошо, с вашего позволения, мы возьмем их истории оттуда…
Тут самое интересное — в комментариях. Выходит, что в 20-х годах врачебная частная практика продолжала существовать, несмотря на формальный запрет, который обходился так: принимающий на дому врач «прикреплялся» к райздравотделу (интересно, профессор Преображенский со своим омоложением на дому тоже был куда-то прикреплен?).
Что касается инженера, то о нем трудкомунне «Вспомнить все» вообще удалось выяснить довольно много. Интереснейшая личность! Самуил Борисович Фалькевич, приехал в Москву в 18 лет в 1904 году, поступил в Императорское Московское Техническое училище (теперь это МВТУ им.Баумана). Получив диплом, устроился на Кислородный завод Мохова – сначала простым инженером, но через 2 года стал совладельцем завода. При этом с другим инженером — Яковом Ивановичем Древицким продвигал в Москве новинку века — автомобилизм. Прежде всего, приятели открыли автошколу «Курсы шофферов Древицкаго». Кроме того, получили у немецкого завода Norddeutsche Automobil-Werke (NAW) право представительства в России их малолитражек «Колибри» и «Спербер». Под это дело Самуил Фалькевич открывает чуть ли не первый в Москве шиномонтаж – пункт обслуживания, ремонта и эксплуатации автомобилей по адресу: Кривоколенный переулок, 14. Правда, они занимались только продукцией NAW, а в Москве фирма популярности так и не завоевала. Пришлось закрыть торговлю автомобилями и вернуться к кислороду. Так и появилась вывеска: «Заводско-техническая контора. Инженер Фалькевич». Здесь делались изыскания для промышленных предприятий (а кислород используется, например, при выплавке металлов). Но беспокойный характер Фалькевича не позволял окончательно остановиться на чем-то одном. Самуил Борисович увлекся идеей торфоразработок и стал продавать соответствующее оборудование.
В 1914 году Фалькевич женится (удалось выяснить и имя супруги — Бейла Львовна) и переехал на Мясницкую, 15, а оттуда — в Успенский (нынешний Потаповский) переулок, 10. Причем там он уже записался не Самуилом, а Семеном. Вспомним, что это за время – в 1915-ом немецкие погромы в Москве не только немцев коснулись, но и всякого, чье имя звучало не по-русски. Стратегически вернее было бы сменить фамилию, но это было сложнее…
Дальше – революция, гражданская война, военный коммунизм, НЭП, потом индустриализация с коллективизацией… Древицкий в этом водовороте гибнет, а вот Семен Фалькевич адаптируется к новым условиям. Правда, из всех многочисленных видов его деятельности советской властью востребован только торф. Автомобильную тему продолжит сын Фалькевича, Борис Семенович, он станет завкафедрой автомобилестроения в МАМИ. Такая вот история открылась вслед за старой вывеской, фрагмент которой случайно разглядел москвовед Денис Ромодин, прогуливаясь по Кривоколенному (после чего трудовая комунна «Вспомнить все» восстановила надпись и заодно – биографию Фалькевича).
Напоследок нам остается добавить только несколько слов о самой первой вывеске. Вскоре после того, как она была восстановлена, аптека под ней закрылась, хотя прежде, начиная с 1914 года, на этом месте постоянно были аптеки. В какой-то момент нашлись желающие устроить в освободившемся помещении ресторан «Старая аптека», но, как мы знаем, жители Патриарших прудов с некоторых пор – большие противники идеи ресторанов. Так что с 2013 года помещение пустует. Но как раз недавно были достигнуты договоренности с городскими властями – что здесь опять скоро появится аптека. И это — прекрасная новость! В конце концов, именно это – аптеки с 300-летним стажем, булочные, которые на этом месте со времен царя Гороха (не сохранить булочную на месте Филипповской было, безусловно, культурным преступлением и огромной глупостью!), старые вывески-призраки – и формирует настоящую городскую среду во всяком европейском средневековом городе, которым, безусловно, является и Москва. И спасибо трудкоммуне «Вспомнить все», что теперь, чтобы испытать уютное ощущение старого города, не обязательно ехать в какой-нибудь Таллин…
Ирина Стрельникова
